Биф почувствовал, что у входа кто-то стоит, и быстро поднял глаза. В дверь заглядывала светловолосая длинноногая девчонка лет двенадцати. На ней были шорты защитного цвета, синяя рубашка и теннисные туфли — с первого взгляда ее можно было принять за мальчишку. Увидев ее, Биф отложил газету и, когда она к нему подошла, улыбнулся.
— Привет, Мик. Что, девочки-скауты собирались?
— Нет, — сказала она. — Я там не состою.
Уголком глаза Биф заметил, что пьяница стукнул кулаком по столу и отвернулся от собеседников. Когда Биф обратился к стоявшей перед ним девчонке, голос у него вдруг сел:
— А твои знают, что тебя до сих пор нет дома? Ведь уже первый час.
— Ничего. Мы с ребятами сегодня долго играли возле нашего дома.
Биф ни разу не замечал, чтобы она приходила сюда со своими сверстниками. Несколько лет назад девчушка вечно таскалась за своим старшим братом. В семье Келли не было недостатка в детях. Позже она появлялась, волоча за собой пару сопливых ребятишек в повозочке. Но если она не нянчила младших и не ходила следом за старшими, она бродила одна. Сейчас девочка стояла, словно еще не решив, зачем она пришла. Она то и дело откидывала со лба влажные белобрысые волосы.
— Дайте, пожалуйста, пачку сигарет. Самых дешевых.
Биф хотел что-то сказать, но смешался и сунул руку под стойку. Мик вынула платок и стала развязывать узелок, где она держала деньги. Она дернула кончик платка, мелочь рассыпалась и покатилась по полу к Блаунту, который стоял, что-то бормоча себе под нос. Он удивленно воззрился на монеты, но, прежде чем девчонка успела их поднять, неуклюже присел и стал собирать деньги. Тяжело подойдя к стойке, он побренчал в кулаке двумя пенни, пятицентовиком и монетой в десять центов.
— Семнадцать центов за сигареты?
Биф молчал, а Мик переводила взгляд с одного на другого. Пьяница столбиком сложил монеты на стойке и, словно оберегая их от покушения, прикрыл большой грязной лапой. Потом медленно взял пенни и стукнул им о стойку.
— Пять монет белым голодранцам, которые выращивали зелье, и пять — болванам, которые его резали, — сказал он. — Один цент тебе, Биф. — Потом он сощурился, чтобы не двоилось в глазах и можно было прочесть надписи на пяти-десятицентовых монетках. Он щупал их пальцами и вертел на стойке волчком. Наконец отодвинул их от себя. — И это — смиренная дань вольности. Демократии и тирании. Свободе и разбою.
Биф спокойно собрал деньги и со звоном кинул их в кассу. Мик явно не хотелось уходить. Она окинула пьяницу долгим взглядом, а потом посмотрела на середину зала, где за столиком в одиночестве сидел немой. Вслед за ней и Блаунт посмотрел туда же. Немой тихо сидел за своим стаканом пива, рассеянно чертя по столу обгорелой спичкой.
Первым заговорил Джейк Блаунт:
— Чудно, вот уже три или четыре ночи кряду этот парень мне снится. Ну просто не дает мне покоя. Вы заметили, что он никогда ничего не говорит?
Биф редко обсуждал одних посетителей с другими.
— Да, не говорит, — уклончиво ответил он.
— Чудно.
Мик переступила с ноги на ногу и сунула пачку сигарет в карман шорт.
— И вовсе не чудно, если его немножко знаешь, — сказала она. — Мистер Сингер у нас живет. Снимает комнату в нашем доме.
— Разве? — спросил Биф. — А я… я этого не знал.
Мик пошла к двери и ответила на ходу, не оборачиваясь:
— Ну да. Живет у нас уже три месяца.
Биф раскатал рукава рубашки, потом аккуратно закатал их снова. Он не сводил глаз с Мик, пока она не вышла за дверь. И несколько минут после ее ухода все продолжал одергивать рукава, глядя в черный проем двери. Потом скрестил руки на груди и снова стал наблюдать за пьяным.
Блаунт тяжело опирался о стойку. Он ошалело таращил свои карие, подернутые влагой глаза. Ему необходимо было помыться — от него воняло как от козла. На потной шее выступили грязные капельки, а лицо было вымазано каким-то маслом. Губы были толстые, красные, каштановые волосы спутались и прилипли ко лбу. Он все время оттягивал в шагу короткий, не по росту, комбинезон.
— Послушайте, пора взяться за ум, — не выдержал Биф. — Нельзя же ходить в таком виде. Удивляюсь, как вас еще не загребли за бродяжничество. Время уже протрезвиться. Вымойтесь, постригитесь. Господи спаси! Стыдно же показываться людям на глаза.
Блаунт нахмурился и закусил нижнюю губу.
— Ну-ну, нечего обижаться и лезть в бутылку. Послушайтесь меня. Ступайте в кухню и скажите негру, чтобы налил вам в большой таз горячей воды. Пусть Вилли даст полотенце и мыло. Помойтесь как следует. Потом выпейте молока с сахаром. Откройте свой чемодан и наденьте чистую рубашку и брюки, которые вам впору. А завтра пойдете куда надо, найдете работу по вкусу и начнете жить, как все люди.
— Знаете, что я вам скажу? — пьяным голосом огрызнулся Блаунт. — Идите-ка вы к…
— Полегче, — спокойно произнес Биф. — Никуда я не пойду. И ведите себя прилично.
Биф отошел к краю стойки и принес два стакана разливного пива. Пьяный так неловко взял свой стакан, что облил пивом руки и стойку. Биф потягивал свое пиво не торопясь, с наслаждением. Он пристально глядел на Блаунта из-под полуопущенных век. Блаунт не сумасшедший, хотя поначалу и производит такое впечатление. Что-то в нем покалечено, хотя, когда вы внимательно в него вглядываетесь, все как будто на месте. Значит, отличие от других людей не телесное, а духовное. Он похож не то на человека, долго просидевшего в тюрьме, не то на бывшего студента Гарвардского университета, не то на изгоя, который много лет прожил среди иностранцев, в Южной Америке. Люди вроде него либо побывали там, куда прочие не заглядывают, либо делали то, чего другие обычно не делают.
Биф склонил голову к плечу и спросил:
— Вы откуда?
— Ниоткуда.
— Где-то ведь вы родились — в Северной Каролине… в Теннесси, в Алабаме… Ну, где-нибудь.
Взгляд у Блаунта был мечтательный, рассеянно-пьяный.
— В Каролине, — сказал он.
— Видно, повидали свет, — тактично попытался прощупать его Биф.
Но пьяный его не слушал. Он отвернулся от стойки и мутно уставился на пустую темную улицу. А немного погодя двинулся к двери широким неверным шагом.
— Adios! — крикнул он, не оглядываясь.
Биф снова остался один и по привычке окинул внимательным взглядом свои владения. Шел второй час ночи, и в ресторане оставалось только четверо или пятеро посетителей. Немой все так же сидел один за столиком посреди зала. Биф машинально перевел на него взгляд и встряхнул опивки у себя в стакане. Допив пиво одним долгим глотком, он снова принялся за расстеленную на стойке газету.
Но теперь ему трудно было сосредоточиться на том, что он читал. Он думал о Мик. Надо ли было продавать ей сигареты и правда ли, что ребятам вредно курить? Он вспоминал, как Мик щурит глаза и откидывает ладонью со лба волосы. Он вспоминал ее ломкий, мальчишеский голос и привычку подтягивать шорты защитного цвета, выламываясь, как ковбой из кинофильма. Он вдруг почувствовал нежность. На душе у него было смутно.
Биф неспокойно опять поглядел на Сингера. Немой сидел, засунув руки в карманы, недопитое пиво стало теплым и мутным. Надо будет угостить его перед уходом глоточком виски. Биф сказал Алисе правду: ему нравились ненормальные. Он испытывал какую-то особую приязнь к больным и увечным. Стоило войти в ресторан человеку с заячьей губой или чахоткой, как он тут же угощал его пивом. Если же посетителем был горбун или явный калека, он бесплатно поил его виски. А одному парню, которому при взрыве котла оторвало мужской член и левую ногу, Биф, когда тот приезжал в город, неизменно ставил целую бутылку. Будь Сингер пьющий, он получал бы выпивку за полцены. Биф кивнул как бы в подтверждение этой мысли. Потом он аккуратно сложил газету и убрал ее под стойку, к другим газетам. В конце недели он отнесет все их в чулан за кухней, где хранятся пачки вечерней газеты за двадцать один год без единого пропуска.
В два часа ночи Блаунт снова вошел в ресторан. Он привел с собой высокого негра с черным саквояжем в руке. Пьяный хотел подвести его к стойке выпить, но негр сразу же ушел, как только понял, зачем его привели. Биф узнал его: это был негритянский доктор, который практиковал здесь, в городе, с незапамятных времен. Он состоял в каком-то родстве с Вилли, работавшим на кухне. Биф заметил, что перед уходом негр кинул на Блаунта взгляд, полный жгучей ненависти.
А пьяный стоял как ни в чем не бывало.
— Разве вы не знаете, что черномазых нельзя водить туда, где пьют белые? — спросил один из посетителей.
Биф наблюдал за этой сценой издали. Блаунт очень разозлился; теперь было видно, как он пьян.
— Я сам наполовину черномазый, — огрызнулся он.
Биф насторожился; в зале стало тихо. Из-за его широких ноздрей и глаз навыкате словам Блаунта можно было и поверить.
